Valera & Natasha Cherkashin, early photographs

Photography Game

The Early Works of Valera Cherkashin.

It is hard to believe that in the God forsaken year 1960-something in the totalitarian Soviet society could appear such photos. The people like that simply didn't exist, as well as the games and the pictures. I don't believe in it.

The only think that shakes my otherwise strong disbelieve in that impossibility is the fact, that I personally know the Cherkashin family very well and, looking at those old photos I can simply recognize their faces. On one of them Valera is a boy, playing with weighs. On the other one he is a provincial factory designer. This obvious identity of the artist and the model makes me say "I do believe!". I believe that it's not only a self portrait in front of me, but a true reflection of that time as well, though strikingly different from the one we are used to. Cherkashin never had practiced the reportage photography - it was impossible to publish such sots at the time, and his works didn't reflect the 'true Soviet reality'. He didn't belong to the 'photo amateurs' group - imagine discussing such works at the state supported photographers club! Neither did he take part in the 'artistic photography' movement. What we see in front of us in the 'outsider' photography.

The outsider photography is subjective and non-descriptive. It ignores the modern tools and technology, but the narrative itself became the centre of the artist's attention. We are talking about principally new kind of the narrative.

The young provincial innovator had no idea that the revolutionary artists such as Nobuyoshi Araki, Arnulf Rainer, Duane Michals or Robert Frank existed. If the 1960s-1970s in the Soviet Union was the period of freedom of information and international communication we could have suspect the cross influences and on that basis to engage into long discussions on the interplay of the Soviet and Western photography. But it was impossible behind the Iron curtain in the closed city of Kharkov. Some can suggest that the similarity of life conditions can give the similarity of artistic expressions. Do you see the link between the capital city of Tokyo and provincial God forgotten Kharkov? Or between life of Robert Frank and self-taught communal flat resident from the apartment block with no through-running water supply? The most progressive is always the most marginal. The new tendencies are rarely appreciated by the contemporaries - there are no recognized criteria yet to evaluate their work. In the 1960s-1970s Valera Cherkashin made an important discovery in the field of visual language - the unnoticed discovery. The time has come to recognize his achievement and to give his early works the merited place in the history of Soviet photography.

The series of Cherkashin are filled with irony and joyful atmosphere of game, engaging play with dressing up and mask swapping. Quite possibly for him the game was the only way to escape the reality of Soviet life and to get a feel for freedom. Who in the year 1960 could imagine that it would be his lifetime way of living?

Mikhail Sidlin,

Professor of Moscow Rodchenko School of Photography

Игра в Фотографа

Ранние серии Валеры Черкашина

В этой книге есть тайна. Первым делом хочется воскликнуть: «не верю!». Не могло такого быть в Советском Союзе в одна тысяча девятьсот шестьдесят проклятом году. Не было там таких людей, таких игр и таких снимков. Это же был мрачный тоталитарный мир, так?

Мне мешает то, что я хорошо знаю Наталию и Валерия Черкашиных. И хоть знакомство наше не так длинно по времени, вглядываясь в старые фотографии, я все равно узнаю на них автора. Вот он - мальчик, играющий со штангой. А вот он - художник-оформитель богом забытого предприятия. И эта явная физическая тождественность творца с главным героем заставляет меня воскликнуть: «Верю!». Верю не только в то, что это - точный автопортрет. Но и в то, что передо мной - правдивый портрет эпохи.

Этот образ времени резко отличается от привычного. Черкашин никогда не занимался «искусством репортажа»: изначально не предназначенный для советской печати (да в ней и невозможный), портрет его эпохи нимало не отражал «объективной действительности». Не был Черкашин сопричастен и «движению фотолюбителей»: принципиально не приспособленная для обсуждения на кружке «умелые руки», его работа не имела ничего общего с «творческой фотографией», какой ее видели советские теоретики. А значит перед нами - «другая» советская фотография.

«Другая» фотография субъективна, то есть она рассказывает прежде всего об авторе, а потом уже обо всем остальном. Она равнодушна к технологии, то есть ее создатель уделяет внимание не столько технике съемки и способу печати, сколько самому рассказу. Это - бытовая съемка, но она приподнята на другой качественный уровень. И это новое качество возникает за счет новых форм рассказывания.

Но мне кажется, я об этом уже писал… «Я-роман» Нобуеши Араки? Возможно. Но Валерий Черкашин уже был зрелым автором задолго до того, как Нобуеши Араки прославился. Юный художник гримасничал вволю, ничего не зная о «Фарсах лица» Арнульфа Райнера. Подросток с окраины строил свои серии, не догадываясь о секвенциях Дуэйна Майклса. Харьковский школьник писал на поверхности изображения, даже не подозревая о сериях Роберта Франка. Будь шестидесятые и семидесятые временем открытых коммуникаций, можно было бы заподозрить здесь «влияния» и поразмышлять о взаимосвязях советской и западной фотографии поверх границ. Но за железным занавесом, да еще в закрытом Харькове - откуда было Черкашину знать про Арнульфа Райнера или Роберта Франка?

Можно, конечно, предположить, что схожие условия рождают схожие результаты. Но что общего у недоросля, жившего в «частном секторе» и проявлявшего пленки без проточной воды, могло быть с Робертом Франком? Или что общего у Токио Араки - одной из столиц мира - с пролетарским Харьковом? Разве что предположить существование закона соответствий, по которому то, что происходило в одном месте, происходит и в другом, хотя и не в точности так же. И порассуждать о «всемирной отзывчивости» славянской души? Но этот путь заведомо ведет в тупик, потому что с помощью этой теории можно объяснить все, не объясняя ничего.

Самое прогрессивное часто остается самым маргинальным. Новизна редко бывает оценена по достоинству, потому что для ее описания современниками еще нет критериев оценки. Валерий Черкашин в шестидесятых и семидесятых совершил прорыв в области визуального языка, но никто не заметил его. И теперь пришла наконец пора прославить его ранние серии, потому что на фоне постсоветской фотографии девяностых они выглядят как предчувствие.

Это была игра на фоне империи. Черпая вдохновение из повседневных событий, Валерий Черкашин постоянно играл: он строил рожи, переодевался, менял социальные маски. И смеялся: в его ранних сериях слышен постоянный жизнерадостный смех. Возможно, игра для него была единственной возможностью спасения от действительности, единственно возможной формой свободы. Кто же мог в тысяча девятьсот шестьдесят проклятом году знать, что эта игра в фотографа - всерьез и навсегда?

Михаил Сидлин

Профессор Московской Школы Фотографии им. Родченко